"Психологов нужно
изолировать от людей"
Материал
связан со страницами:
Источник
- официальный сайт Владимира Леви
"Собеседник", 16'94. Беседа
Владимира Леви с Натальей Белюшиной.
Если
в истории мировой психиатрии есть хоть один
пример не раздвоения, а прямо-таки
размножения личности, причем со знаком плюс,
– на эту нишу первым претендует Владимир
Леви.
"Я вам рад",
– говорит его автоответчик. Надо бы: "Мы
вам рады".
Психолог,
писатель, художник, музыкант, гипнотизер,
популяризатор, медик, психиатр-практик в
одном лице заменяет отечественному
читателю Фрейда, Карнеги и частного
психоаналитика вместе взятых. Селинджер с
ненавистью писал об американской элите,
наезжающей к частным психологам на черных
кадиллаках. За отсутствием кадиллаков и
собственных психоаналитиков средний
местный житель покупал книгу Леви и его
руками за шиворот вытаскивал себя из
безумия. Тестами из "Я и мы" (читается
почти как "Я и ямы") развлекалось
несколько поколений. Родители и дети
воспитывали друг друга по "Нестандартному
ребенку". Только что вышедшая трехтомная
"Исповедь гипнотизера", включающая
роман "Сквозняк" и большую подборку
стихов, стала раритетом еще до выхода.
– Ох, как же у вас болит
голова, – сказал Леви, едва переступив
порог.
– Откуда?!
– Откуда знаю?... А вот
отсюда. ( Движения рукой возле моей головы).
Вот они, болевые области , а особенно эти вот
точки… Такие зажимы просто орут, корчатся,
испускают черный свет – и орут!..
– А снять можно?
– Попробуем… Опустите
руки, расслабьтесь… Глаза можно не
закрывать. Так... Садитесь, я буду работать, а
вы можете пока спрашивать.
– Вас хватит на ответы?!
– А что тут такого?
– Как же я буду
записывать?
– Не понадобится. Все
дословно запомните...
Скажу сразу,
Леви не обманул. У нас было две встречи. В
первый раз он вылечил головную боль, во
второй – снял душевную. Все, что он говорил
во время этих двух сеансов, которые грешно
называть интервью, я помню дословно.
– Вы пользуетесь при
писании какими-то психологическими "приспособлениями",
словесным гипнозом, чтобы читатель не
отрывался?..
– Нет, сознательно
никакими такими штуками я не пользуюсь,
пишу как Бог на душу положит, стараясь
полностью вжиться в суть и, главное, быть
внутри читателя-собеседника: как бы он это
воспринял и пережил?.. Когда обрабатываю
первичный текст – продукт вдохновения
подвергается жесткому сокращению.
– А что во главе угла –
художественность или психологическая
помощь?
– Художественность
выполняет любые задачи – врачебные тоже.
Всякая хорошая книга отчасти лекарство.
– Что отличает вас от
традиционного западного психоаналитика
или практикующего психотерапевта какой-либо
школы?
– Принципиальная
непривязанность к какой-то одной
психотехнике или отдельной теории. Я
работаю с целостным человеком, со всем его
миром, в который впечатана вся Вселенная –
потому и стремлюсь быть целостником,
многомерщиком, интегратором, синтезистом,
универсалом… На самом деле в основной сути
работы человека с человеком испокон века,
начиная с древнейших племенных колдунов,
почти ничего не меняется. Все только
перемоделируется и переназывается…
Психоанализ работает своей мифологией, по
существу это техника косвенного гипноза,
как, например, и пресловутое эн-эл-пи… Во
всем этом много и здравого, и по-честному
ищущего, – пока и поскольку
психологические искания не превращаются в
манипулятивные догмы, а говоря по нашему-нынешнему,
в понты…
– Насколько могу
судить, вы, простите за штамп, “хорошо
знаете человеческую природу”. Не вызывает
ли она у вас горечи разочарованния,
отвращения?..
– Насчет “хорошего
знания” – тоже миф. Нужный миф, трезво
говоря – нужный моим пациентам, когда я с
ними работаю… Но такой миф не должен ни в
коем случае поддерживаться мною самим.
Пусть они думают, что хотят, меня это не
касается. Я живу в постижении, обожаю
учиться, люблю изменять свои точки зрения. И
не дай мне Бог возомнить однажды, что я
хорошо знаю человеческую природу! Как врач,
как психолог и как человек я в этот же миг и
кончусь. Что до разочарования или
отвращения... На житейском уровне – ну
конечно, ведь я субъект раздражительный,
злой, желчный, холерик, и прежде всего
раздражаю и злю себя сам...
– Всегда таким были?
– Нет, в детстве был
светлой личностью... Жизнь испортила. С моей
собственной помощью, разумеется.
– “Нестандартный
ребенок” – едва ли не самая настольная из
всех ваших книг: в буквальном смысле вижу ее
на множестве столов... Тот мальчик-вундеркинд
Владик Клячко, о котором вы пишете –
который сочинял такие стихи, придумывал
собственную нотную грамоту, выдумывал
теории, мучился, хотел на Тибет, – что с ним
стало потом? Его “Песню о человечке,
которого не заметили”, написанную в
семилетнем возрасте, поют как авторскую...
– В некотором
приближении Владик стоит перед вами. Клячко
– фамилия моей мамы, фамилия изначально
польского происхождения. Мальчик с
шишковатой головой – вариация на
автобиографические темы. А шишки вот –
можно пощупать...
– Вопрос банальный и
глобальный. Если бы к вам как психологу
пришло на прием наше общество – какой бы вы
поставили диагноз?
– Я поневоле об этом
думаю каждый день, если не каждый час, и могу
ответить почти без метафоры. Ответ очевиден:
наше общество пребывает в состоянии
глубокого шизофренического дефекта. Иными
словами – не обладает целостным
самосознанием. И по сей причине его
обществом называть нельзя, это нечто иное…
У клинической шизофрении
много стадий и форм. Можно сказать уверенно,
что за годы советской власти по меньшей
мере два поколения жило в режиме
параноидной ее разновидности… В энной
степени это было проекцией патологического
развития личности Иосифа Сталина, но основа
была заложена еще и изрядной
паранойяльностью Карла Маркса,
вмонтированной в его учение и разожженной,
как факелом, маниакальностью Ленина… Все
советское общество на долгие годы
пронизала и мания преследования, и бред
величия, и чудовищная подозрительность, и
совершеннейшая глухота к искренности, к
человечности, не завязанной на «идеях»...
Когда паранойя выдохлась,
на первый план вылезла так называемая
шизофреническая диссоциированность,
расщепленность, разорванность психики,
когда “правое полушарие не знает, о чем
думает левое”, и одна извилина не ведает о
другой... Следующая стадия – увы, деградация.
Рыба тухнет с головы. Поглядев-послушав
наши думские заседания и кремлевские
откровения, посмотрев передачу «Про это»…
Можно не продолжать?
– Сегодняшнее
повальное увлечение “чернухой” – тоже
симптом болезни?
– Да, но также и
судорожные попытки вырваться из нее, обжить
какие-то новые смыслы…
– Вы верите в загробную
жизнь?
– Коротко говоря – да. Но
верю не по-церковному и не по-эзотерическому
канону, верю по-своему, точней сказать –
ЗНАЮ – из личного, очень сокровенного опыта…
Отдельный большой разговор, не хотелось бы
его комкать.
– Как вы объясняете
вещие сны? Это работа подсознания, да?..
– Сны, относимые к вещим,
можно разделить на два главных вида:
вероятностно-прогностические, или
интуитивно-логические, обнажающие скрытый
смысл реальности – и профетические, или
пророческие – внелогические сны-явления,
сны-откровения. В первом случае
главенствует подсознание. Во втором подает
весть сверхсознание – орган вселенской
целостности, в нас живущей... Подсознание
занято просчитыванием будущего. А
сверхсознание его уже знает. Позвольте на
этой теме вот здесь и поставить точку.
– Хорошо. А с какими
проблемами к вам чаще всего обращаются?
– О, разброс такой, что не
перечесть... От телесных болячек до «быть
или не быть»... Нет проблемы, с которой не
обращались бы.
– А смешные проблемы
тоже бывают?
– Смотря с чьей точки
зрения. Недавно вот обратилась девушка, у
которой, представьте, в ситуации, когда ей
очень хорошо с ее любимым, начинает
мучительно чесаться нос. Чешется нос, и все…
Когда она это со слезами красочно и
подробно описывала, я усиленно чесал свой
собственный нос, чтобы не расхохотаться, и в
результате у меня тоже потекли слезы…
Потом начал пароксизмально чихать… Но все
обошлось, все наладилось.
– И как же вы разрешили
ее проблему?
– Не расскажу.
Профессиональный секрет.
– В каких ситуациях вы
не в силах оказать самому себе
психологическую помощь?
– Когда влюблен. Когда
умираю. Когда разъярен. Когда наслаждаюсь.
Когда надеюсь. Когда верю… Короче, когда
живу.
– Если на вас в темном
переходе нападут трое – вы их можете разом
загипнотизировать? Или сказать нечто, от
чего они разбегутся?
– Случалось... Я, правда,
намеренно не поддерживаю в себе
постоянного подготовительного настроя к
таким ситуациям, пусть лучше они меня
застигают врасплох, чем жить в танковой
броне…
Ну вот один случай, почти
учебный, о которым могу вспомнить с
некоторым удовольствием. Начало
восьмидесятых годов. На Кавказе, в
курортном местечке, с двумя моими
приятелями-москвичами, работниками
культурного фронта и отнюдь не бойцами,
возвращаемся мы поздним вечером в свое
съемное пристанище… На безлюдной улочке
вдруг быстро нас нагоняет выросшая как из-под
земли группа здоровенных местных парней,
человек восемь. Оглянувшись пару раз, мы
успели понять, что намерения у них крайне
серьезные. Мы, естественно, безоружны. Мои
спутники, вижу, бледнеют и пытаются
ускорить шаг… Я: – «Тормозните, ребята,
идите как можно медленнее… Драться не
будем. Бежать не надо. Придумаю сейчас что-нибудь…»
В голове закрутились смутные образы –
легковая машина… дым сигареты… люди за
столом, бутылка вина… Нас настигают…
Успеваю шепнуть спутникам «все нормально,
останавливаемся», круто оборачиваюсь – и…
Внезапно изображаю на физиономии радостное
изумление, широко раскрываю объятия, делаю
широкий шаг навстречу очевидному вожаку –
с громкой и беспрерывной речью. – «Дорогой,
неужели ты? Вот так встреча! Вот это да!..
Думал, уж не увидимся! Вот радость, ей-богу!
Ты узнаешь меня? Помнишь? Ну как не помнишь,
ты же меня подвез! Ты меня выручил,
вспоминай! – У тебя ведь машина есть? Есть!
Помнишь, я голосовал на дороге, ты
остановился, мы долго ехали, ты меня и
сигаретой угостил, и дорогу объяснил, а
денег не взял…» – « Не помню… Когда? Где?»
– « Да на перевале, вон там, четыре года тому
назад… Не, погоди, уже шесть лет прошло,
даты спутать могу, но тебя-то я точно помню,
такое не забывается... А вот имя ты мне
сказать не успел или постеснялся... Меня
Володя зовут, помнишь?.. Вот это встреча!..
Теперь моя очередь угощать. Пошли с нами,
бери ребят, посидим, у нас есть вино…»
Изрекая все это с
нарастающей радушной уверенностью,
неотрывно глядя ему в глаза, вижу –
срабатывает внушение, вожак уже начинает
верить, что я либо говорю правду, либо
искренне убежден, хотя, может быть,
обознался… Вот он вроде бы меня вспоминает…
опять сомневается, недоверчиво хмурит
брови, мрачнеет – и его усатые молодцы на
него смотрят как боевые псы в ожидании «фас»…
Все уже почти сделано – он уже в
психологической ситуации диалога, его
агрессивность снята, сознание
перенаправлено, он получил совершенно иной
пакет мотиваций, иную роль, сам того не
заметив – вижу, ему хочется уже
соответствовать предложенному образу
благородного, великодушного,
покровительственного мужчины… И вот я уже
прошу его вместе со всей компанией
проводить нас домой, потому что мы, кстати
же, и слегка заплутались… Он строго и
величественно соглашается … Все! Сценарий
нападения сорван. Сценарий наш.
Всю дорогу я безудержно
болтал – рассказывал о чем-то, пытался
шутить, расспрашивал... Это была, как вы
догадываетесь, группка воинствующих
местных националистов. Когда мы вместе пили
вино, уже дома у нас, на терраске, они
признались, что еще немного, и расстреляли
бы нас как оккупантов, но раз уж так вышло –
не могут нарушить законы гостеприимства и
берут нас под свое покровительство...
показали пистолеты… Потом запели свои
кавказские песни… Неплохо, скажу я вам,
посидели!..
– Владимир Львович, вы
дали, по-моему, великолепный образчик того,
каким должен быть психолог в экстремальных
ситуациях жизни. А можете ли сказать, каким нельзя
быть психологу?
– Чувствую, вы ждете от
меня парадоксального ответа… Он и не может
иным быть. Непредсказуемость – наша
профессиональная обязанность. Психолог не
должен ни в коем случае быть таким, каким
его ожидают видеть. В частности,
распространенное мнение, будто психологу
нежелательно быть дураком, я категорически
отвергаю на личном примере как
примитивнейший предрассудок. Справляюсь,
как видите… По моим личным наблюдениям
количество дураков среди психологов раза в
четыре превышает аналогичный показатель
среди продавцов винно-водочных изделий. А
если совсем серьезно, если вытягивать на
афоризм – то держите: психологу нельзя быть
психологом. Или, как сказал один мой пациент,
психологов нужно изолировать от людей…
Высказаться
|